(Продолжение. начало в N№N№ 76-79)
Тут в Америке мы погрузились в зеленый океан воздуха, в зеленую стихию, наполненную звуками: доллар! доллар! доллар! Не умея ни плавать, ни дышать, – хотя в первобытном обществе уже умели создавать цены, измерять ценности, выдумывать эквиваленты, взвешивать, – мы барахтались в этом океане зелености. Со всех сторон в уши, на улице, в театре, в телевизоре, в трамвае, в школе: доллар! доллар! Неудержимо проникающее всюду: сколько? дешево? купи! дорого? продай! сэкономь! сбереги! доллар! прибавь! взвесь! доллар!
Кто там барахтается на дне? Это мы. Пытаемся тоже ухватиться за что-то плавающее. Хотим уметь считать и рассчитывать. Прибыль Привес. Интерес.
Сидят и разговаривают два человека моего времени, умеющие дышать возвышенно и сверхвозвышенно, Яша и Анри Волохонский, выросшие на «поросячьих деньгах» русской нищеты, но цветущие в воздухе благоухающим духом (не духами) философии, поэзии, стихов; встретившись на Западе, выясняют мистику денег, взвешивая, переоценивая.
– Сама жизнь выражается в желаниях производить оценки, – говорит Анри. – Все оценивается.
– Да, – отвечает ему Яша, – различные ценности отличают одного человека от другого. Я предполагаю, что в России, за неимением денег, талант был почти абсолютным мерилом оценки человека.
– Сколько кто стихов знает?! – вставила я.
Но Яша, пропустив мое замечание, продолжает:
– Тут у общества другие оценки людей. Там – быть, а тут – иметь. Какие главные глаголы – быть и иметь! И нам, воспитанным на презрении к людям, торгующим деньгами, делающим деньги, как понять, что рисовать картины и делать деньги – это одно и то же искусство?
– Хотя деньги – и самый известный предмет в мире, подхватывает размышление Анри, – но, кроме общепринятых, общедоступных истин, плоских истолкований, про мистику денег не знает никто. – И гордо добавляет:
– Что такое деньги, – не знает никто!
– Особенно, если нет ни одной копейки! – засмеялась я.
Оба философа молча на меня посмотрели, и я произнесла, осмелев:
– Все философы занимались только миропониманием, а не жизнеописанием. Чего людям хотеть, и как действовать? В чувствах тоже должны господствовать философы.
Философия – не только наука, а вся жизнь.
Тут Анри обратился к Яше:
– Яша, ты крутил, крутил бутылочку и выпустил «Джина» из бутылки.
– Может «Джин» спросить?
– Яша, что тебе дороже – двадцать долларов или моё хорошее настроение? Это и есть оценка? Или это взвешивание? И это есть мистика жизни: тот, кто умеет блестяще оценивать – тот выигрывает жизнь? И тот нашел драгоценный «философский камень»?
Ответьте мне, господа философы мира, метафизики, Канты, Шопенгауэры, Сократы – философия должна помогать жизни?! Где вы, независимые умы? Теоретики. Попрятались по пустыням, проповедуя аскетические идеалы – бескорыстие, отрешенные от жизни, бездетные. А как жить? Кто ответит? Какие существенные элементы жизни основные?
В Блаксбурге, в Вирджинии, в лабиринте сердца Америки, мы учились дышать, ходить, выписывать чеки, узнавали, как работают кредитные карточки, учились тому, что тутошние люди Запада знают с детства. За неимением никаких денег для вложений и вкладов, у нас не было никаких реальных попыток “investment”, а были только помыслы о разных способах вложений, обогащений и рискованных предприятиях.
Мы познавали науку о ценностях. Познакомились со словом “priority” – одно необходимее другого – степень рангов потребностей, и как они распределены. Как понять, что дочь миллионера, говорит: «Я еще не могу себе этого позволить», нам, привыкшим развернуться на все деньги… как понять, что чертежница из Одессы покупает картину – то, что не может себе позволить дочь миллионера? И кто считает себя богатым?
– Купите книгу Г.Смита «Русские», – говорит Яша руководителю проекта, профессору, богатому человеку, интересующемуся Россией.
– Я куплю эту книгу, когда она будет издана в мягком переплете, – отвечает тот.
Взаимоотношения детей и родителей тоже другие. Живя в Вирджинии, подъезжаем к дому знакомой, около дома стоит заваленный по уши в снегу автомобиль; я спрашиваю:
– А почему он так стоит печально и неприкаянно?
– Это автомобиль моей дочки Кати, – отвечает Люба, – У неё нет денег на его починку, когда заработает, тогда и починит.
Что для кого необходимее? Научить девочку жить в этом мире? Ведь никто не знает, к чему ведет избыток защиты и заботливости?
Наши отношения с деньгами парили на крыльях «мессианского» величия русского народа, тогда как весь мир тащился к материальным вершинам. Как соединить стихи с деньгами? Как жить удобно, но в стиле – не пошлее? Тут… в этом океане зелености, там… в океане бормотаний? Степени ценностей. Все перепутывается.
Открыв двери «Эксона», сразу попадаешь в продающиеся, перепродающиеся списки обеспеченных людей, и тут же подвергаешься всяким приобретательским вовлечениям в разные предпринимательства. В конце концов, как может быть иначе? Капитализм.
Получите изумруд в полкарата! Приезжайте! Взгляните на продающуюся землю! Даже если землю не купите, но изумруд – ваш! Погуляете на травке вокруг озера! Заманчиво?!
Осмотрев землю и удовлетворив свое любопытство получением страшного вида непрозрачного изумруда – кусочка валяющейся на морском берегу зеленой гальки, и тем что не выбросили, не оттолкнули это «изумрудное» предложение, мы обнажили свои естественные желания и потребности – втягиваться и заманиваться в разные покупки и соблазны.
«Вы выиграли орган!»
Всего за сорок пять долларов в месяц (!) вы можете стать членом загородного клуба. Наши друзья Дукачи поехали вместе с нами. Купите, потом перепродадите – вздорожает в цене! Мы выплачивали четыре тысячи долларов за членство в этом клубе много лет, за это время цена членства вздорожала до восьми тысяч, но мы не можем продать даже за двести пятьдесят долларов. Игрушечный орган обошелся в четыре тысячи долларов. Продаем членство без игрушечного органа! Кто остался в выгоде? Как пойти наперевес своему любопытству?
Все пытались играть в американские игры, думая, что мы невероятно умные философы времени и пространства, вместо того, чтобы понять простую истину – делай то, что умеешь и любишь делать.
– Люби то, что любишь.
Купили время.
Что означает «купить время»? Никто не поверит в России, что в Америке можно приобрести время (time sharing), не вечность, а на озере Тахо в Калифорнии две недели времени в пространстве шикарного комфортабельного отеля. Показали фильм: на озере белые утки и яхты, в горах звенящий воздух, теннисные площадки с белыми юбками, бассейн, сливающийся с воздухом калифорнийского неба, подпрыгивающие на качелях смеющиеся дети, и ты, валяющийся на роскошной кровати вне времени.
– Вы можете обменять это время на другое время, в другом отеле, вот и список прилагается (как потом оказалось, несуществующих отелей, еще строящихся в другом времени).
– Вы можете продать это время, когда оно возрастет в цене (как потом оказалось, «это время» никому не нужно).
Поддались. Внесли тысячу долларов задаток и, успев еще выплатить две, приехали в другое место – в Израиль, и обыскались обещанного «отеля». Такой отель не числился в списках отелей Святой земли. Пришли в другой город Америки со «своим временем». Тут – ваше время не обменивается. Купленное вами время – там на озере.
– А где оно обменивается? – В нашем пространстве – наше время, а ваше время – это ваши две недели на озере Тахо, туда и поезжайте!
– Можно мы его продадим обратно?
– Нет, вы его купили, и оно ваше. Другие купят свое.
И мы в конце концов бросили свое право на время, ни увидев ни «кондо», ни озера, ни времени, ни себя в нем. За три тысячи долларов можно снять месяц любого отеля мира, ни привязываясь ни к одному пространству. Заплатив за такой простой вывод – каждый малейший шаг нового оплачивается на земле – заплатив не так дорого, я посмеялась: выдумщик этой идеи обманул по-честному – плати за наивную глупость, особенно, если ты философ-метафизик, рассуждающий о времени и пространстве.
Тем временем завелся в Хьюстоне молодой начинающий финансист, из наших бывших людей, и «делает такие изумительные вложения и такие предложения», как сообщил Яше один из наших эксоновских сотрудников. Познакомившись с ним и отметив про себя, что у него красивая жена, а сам финансист неказистый, подумала, что есть у мужика сила – многое говорит о человеке страсть к изящному. И я поддержала Яшу в новом зачинании.
С этих пор у нас началась «золотая лихорадка», охватившая всех русских сотрудников «Эксона» и других обеспеченных наших людей. В Колорадо образовалась компания по разработке золота и серебра на месте старых английских рудников. Видели бы вы роскошный каталог! Президент достойный, в очках, сидит за столом. Секретарша, взрослая, толстая женшина, печатает на машинке. Рабочие стоят около оборудования транспортера. Горы. Горы золота! Все серьезно, достойно. Предлагалось вложить деньги в разработку золотых шахт, если будет прибыль, то… тебе значительный куш, если же золото не найдется, то тоже не будет потерь, так как «списание» с налога было фантастическим: вместо вложенной тысячи, считается, что ты вложил «шесть», как бы ты обещаешь вложить через двадцать лет, прилагались номера статей закона, принятого Конгрессом для поощрения добывающих золото, – все законно. (Слов “tax shelter” мы не знали).
Яша поехал на место разработок, вернулся удовлетворенный – он открыл золотое месторождение в Казахстане, получив премию, и все мы считали его экспертом. После этого «наши» начали вносить, вкладывать, списывать… Золотоискатели золотых жил! Через несколько лет Налоговое Управление признало эти шахты незаконными (для целей списания налогов). Здешние бойкие ребята присылали бюллетень о состоянии шахт, о проделанной работе, анализы: вот-вот следы золота покажутся. Я не знаю насчет следов золота, но следы этих добывателей сокровищ-золотоискателей – «мы только и видели», когда показалось Налоговое Управление.
Несколько лет спустя нам объяснили, как все было тонко организовано: наживались на несуществующем золоте с помощью loopholes (несоответствий) в налоговых законах, хотя я до сих пор этого точно не понимаю. Может что-либо пойму, когда закончится расплата с Налоговым Управлением удесятеренных штрафов, и я вылечусь от «золотой лихорадки».В известном смысле, опять обучение и извлечение пользы, но уже за более дорогую плату.
Наш «финансовый гений» тем временем увлек нас в другие предприятия. Вложили деньги в медные futures (будущие поставки меди). Если цена на медь возрастет с шестидесяти девяти центов за фунт до семидесяти центов, – мы разбогатеем во много раз, а если цена возрастет до семидесяти пяти центов, – то получим миллионы. Но цена упала до шестидесяти семи центов, и все денежки пропали!
Было еще одно заманчиво-привлекательное предложение, исходящее от нашего «финансового гения». Один миллионер-“developer” строил гигантский многомиллионый небоскреб для кооперативных офисов и для окончания строительства ему не хватало нескольких миллионов. Банк, финансировавший этот проект, согласен был для завершения работ дать ему 5 миллионов с тем, чтобы один миллион он «вложил» из своих собственных денег. Наш «финансист» договорился дать ему этот миллион под шестьдесят процентов годовой прибыли с условием, что этот миллион гарантирован «мортгеджем» (закладной) на этот небоскреб. А чтобы эта закладная была старшей в сравнении с последней пятимиллионой, наш «финансист» заключил сделку с “developer”-ом в тот же день, что и банк, – наш финансист должен был побежать в country registry – зарегистрировать свою закладную первой, быстрее, чем «большой банк» успеет обернуться. Мы вложили пять тысяч в эту сделку через нашего «финансиста». Четыре месяца получали проценты дохода – в десять раз большие, чем платит любой банк. Потом выплата процентов приостановилась – “developer” объявил банкротство, легальным образом перестал выплачивать долги. Банкротство в Америке – это деловое решение, часто не связанное с личным разорением.
Как нам объяснил «финансист», банк обратился в суд, чтобы задержать наши деньги, и только через два с половиной года мы получили обратно наши пять тысяч, считая, что это – свидетельство честности нашего «финансиста». Ходила и другая молва об угрозе мафии…, а “developer” сбежал с миллионами. Правду мы не узнали, но остались, как говорят в народе, со своим интересом.
(Продолжение следует)
