Конечно, самый популярный вопрос сейчас: «А чо там у хохлов?» Соревноваться с этим вопросом трудно, но я бы на второе место поставил вопрос: «А шо там на Брайтоне?» «Чо», как вы заметили, я заменил на «шо», потому что на Брайтоне несколько другой национальный состав.
Так вот, я докладываю: на Брайтоне все по-старому, чему я стал свидетелем, приехав туда к другу на несколько дней. Но так случилось, что этот самый друг нагло кинул меня. Поскольку я прилетел в субботу днем, он предпочел волнующей возможности долгой поездке по пробкам в аэропорт незатейливые шашлыки с водкой где-то на дальнем бруклинском пляже. Мне же мой наглый друг прислал сообщение, что ключи от квартиры он оставил в продуктовом магазине у Розы Марковны.
Выскочив из такси, я нашел искомый магазин. Он был наполнен «нашими», которые неторопливо выбирали, чем бы зажевать тоску по родине. Я протиснулся к продавщице и спросил: «А где тут Роза Марковна?»
– Роза в офисе, пройдите через средний зал, – буркнула продавщица, отрезая очередному покупателю балык со слезой.
Я пошел в атаку на толпу в среднем зале. Толпа была плотной – видимо, именно сюда, в этот средний зал эмигрировали все те, кто во времена СССР шутили, что едут на постоянное место жительства в Израиль. Сам средний зал посвящен молочной продукции. Меня окатила волна волнующего запаха роскошной сырной тарелки. Куски сыра на полках поражали разнообразием и сине-зелеными прожилками. «Путина с бульдозерами на вас нет!» – подумал я и скользнул в узкий коридорчик. В конце коридорчика в большой пекарне горели адским пламенем какие-то печки и духовки, куда пекарь с платком на голове ставил поднос с заготовками из теста, а справа находился тот самый офис. Офис представлял собой даже не комнатку, а некое углубление, в котором за маленьким столиком, заваленным бумагами, восседала Роза Марковна. Я ее сразу узнал, хотя никогда до этого не видел. Просто именно так и должна выглядеть Роза Марковна. Она состояла в полной гармонии со своими должностью и именем. Вот представьте себе директрису гастронома, набитого продуктами и людьми, – и вы поймете, кто такая Роза Марковна. Думаю, ваша фантазия ярче моих литературных дарований.
– Простите, вам Гоша ключи для меня не оставлял? – робко спросил я.
– Вам нет. Он оставлял ключи Ганапольскому.
– Так я и есть Ганапольский.
У Розы Марковны был суровый взгляд.
– У вас есть кепка? – сухо спросила она.
– Есть.
– Наденьте.
Я порылся в сумке, достал бейсболку и, надев ее, скорчил улыбку.
– Да, вы Ганапольский, – так же сухо констатировала директриса и протянула указательный палец с несколькими перстнями в сторону вешалки. – Вот ключи.
Я сдернул ключи с крючка.
– Это не все, – резко сказала Роза Марковна. – Нужно еще сделать совместное фото для мужа. Он вас помнит, я так думаю.
Директриса высунула голову в коридор и неожиданно громко выкрикнула: «Гриша, зайди!»
Немедленно вошел полноватый Гриша – именно он орудовал у печи.
– Возьми мой телефон и сфотографируй нас для мужа, – приказала Роза Марковна.
– Не могу, – спокойно ответил Гриша, вытирая измазанные мукой и тестом руки белым полотенцем. – Мне сосиски в тесте забрасывать надо. Еще сорок штук.
– Это Ганапольский, ты помнишь его? – жестко поинтересовалась директриса. – Ты помнишь его? Смотри, он в кепке. Помнишь?
– Нет, – пожал плечами пекарь Гриша. – Тогда я, наверное, маленький был. Роза, у меня сейчас сосиски сгорят.
– Ладно, сделай один снимок.
Она протянула Грише смартфон, он протер окошко камеры полотенцем и направил его на нас.
– Роза Марковна, подвиньтесь ближе, вы в камеру не влезаете, – он двигал руками и аппаратами в поисках лучшего кадра.
– Гриша, если работник решает сказать начальнице, что она не влезает в камеру, это значит, что он уже ищет другую работу. Лучше держи руки ровно, а то Кобзон у тебя косой получился.
– Зато Якубович ровный.
Камера щелкнула.
– У меня сосиски горят, – вдруг сильно занервничал Гриша.
– Иди уже.
Гриша исчез.
– Дай гостю сосиску за фото! – крикнула вслед Роза Марковна. – А вы к нам надолго?
– На неделю, – я вдруг разволновался, предчувствуя встречу с сосиской в тесте, ибо проспал весь полет и пропустил кормежку.
– Ходите в наш магазин, пока вы тут, – дружески предложила директриса. – У нас есть секрет.
– Это из-за секрета у вас такая толпа?
– Да, наш секрет знают и ценят. Извините, Ганапольский, вы можете подождать Гришу в коридоре, а то видите…
Она ткнула пальцем с перстнями за мою спину. Я обернулся. За спиной переминались две продавщицы с ценниками и мужик с накладными.
Я все понял и вышел в коридор.
Роза Марковна тут же забыла обо мне, а я стоял в коридоре и смотрел, как Гриша ловко достает из печи огромные трубки из теста. Подхватив бумажный кулек, он сунул туда свою трубчатую выпечку и подошел ко мне.
– Держите, только сразу не ешьте, она горячая, – он протянул пакет, из которого торчала…
Нет, я не могу описать то, что торчало, словами, для этого мне нужно было родиться каким-то поэтом Поварёшкиным. Из пакета виднелся настоящий монстр – огромная ароматная сосиска, невероятной толщины, покрытая тонким подрумяненным тестом. Этот комплект поражал размерами, и я с горечью осознал, что сиротскую булочку с микроскопической серой сосиской из целлофанового пакета на моей родине я отныне не смогу величать высоким званием «сосиска в тесте», а буду называть «форменным издевательством».
– Круто! – восхищенно сказал я.
– За те же деньги, – сострил Гриша.
Я взял из его рук этот апофеоз брайтонской щедрости и понял, что сожру все это вместе с пакетом прямо на улице.
Но попробовать решил прямо сейчас.
Предчувствие меня не обмануло.
Свежайшее тесто было из теста. Мясная сосиска была из мяса.
– Мне надо идти, – заторопился Гриша, – у меня горит.
Я прочувственно пожал его обсыпанную мукой руку, и он стал проталкиваться к своим печам сквозь строй работников, толпящихся у каморки Розы Марковны.
– Гриша! – вдруг спохватился я. – А почему все так вкусно и много? Роза говорила, что в магазине есть какой-то кулинарный секрет, из-за которого полно покупателей.
Гриша полуобернулся с улыбкой.
– Это все Розины понты! – он махнул рукой. – Кулинарного секрета нет. Просто мы не воруем.
