ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Оксана Сергиево-Посадская

КОММЕНТАРИЙ АВТОРА К ЗАРИСОВКЕ «ДЕВИЧНИК», НАПЕЧАТАННОЙ В ВЫПУСКЕ #182

Я бы хотела обратиться ко всем, кто узнал свои черты в моей зарисовке «Девичник». Только что вернулась из поездки и с запозданием обнаружила, что вокруг этой безобидной публикации в «Нашем Техасе» произошел непонятный ажиотаж, но самое главное, что меня поразило и очень расстроило, – это то, что некоторые присутствовавшие на том самом девичнике увидели в зарисовке сатиру на его участников, а это не так. Ко всем без исключения присутствовавшим там я отношусь с уважением, все без исключения мне очень симпатичны, а некоторые по-настоящему дороги. Готовый текст я послала хозяйке в качестве благодарности за приятный вечер. Остальным не стала отправлять, рассчитывая, что рано или поздно все сами прочитают в газете, и это будет приятным сюрпризом.

По отдельным высказываниям заинтересованных стало понятно, что текст произвел такое впечатление, что в самих словах вроде бы и нет «ничего такого», но зато что-то там есть между строк; рассказывается одно, а говорится про другое. Это почти правильное впечатление. Почти – потому что между строк общественность усмотрела знак минус, тогда как там на самом деле стоит огромный жирный плюс.

«Девичник» входит в цикл миниатюр «Американские открытки», представляющих собой маленькие грани местной жизни, которые вместе, я надеюсь, составят когда-нибудь общее, хоть и мозаичное, впечатление. Иногда эти «открытки» не имеют под собой особой программы и являются письменными фотографиями с происшествий, пейзажей, людей, но «Девичник» как раз такую программу подразумевал.

Вы, конечно, сталкивались со стереотипом о наших соотечественницах в Америке: невеста по вызову, языка не знает, сидит на шее мужа, но и терпит от него все, что полагается, – не без этого. И вот, представьте, кто-то, кто знает об иммигрантской жизни понаслышке (ведь «открытки» предназначены, скорее, чтобы их отправляли в дальние страны), читает ненавязчивый рассказик о том, что где-то там соотечественницы собираются за столом, судачат о том, о сем, поют песни. А заодно, между прочим, узнает, что среди этих соотечественниц есть и риэлторы, и медсестры, и кандидаты наук, и компьютерщики, и сотрудники космических институтов. Что они, оказывается, говорят на иностранных языках, учатся, меняют профессии, работают по ночам, если надо. Что эти далекие женщины создают русскоговорящее общество и православный приход, что они пишут и публикуют, рукодельничают, путешествуют, что они разных национальностей, разные, всякие, что нельзя всех под одну гребенку. Что они из себя кое-что представляют сами по себе, отдельно от американских или прочих мужей, а американский муж тоже, между прочим, может быть поистине любимым и любящим, уважительным, заботливым, интересующимся русской культурой.

Перечитайте – это все там, и это то, что я хотела сказать, не говоря в лоб. Кстати, и ключ есть – эпиграф из «Русских женщин» Некрасова. Выбранные для эпиграфа строки о празднике, но ведь сама поэма о необычной женской судьбе… А теперь представьте, как это выглядело бы, если написать возвышенным стилем: «собрались в уютной атмосфере»? «сохраняют традиции родимого отечества»? «трудятся и творят»? «правильные черты лица и прекрасные голубые глаза»? Вышло бы скучно и слащаво, в манере советских газет.

Кроме содержания, я еще должна пояснить свой метод письма, соответствующий моему эстетическому восприятию. Одна из присутствовавших выразилась в том духе, что я третирую людей как забавных зверушек, за которыми веду наблюдение. Наверное, больше всего мне хотелось бы опровергнуть именно это. Я думаю о каждом человеке, как о маленькой вселенной, думаю, что каждый внутри – не такой, каким кажется внешне, что мне, скорее всего, не дано его узнать, что контакты в обществе, за редкими исключениями, поверхностны. Еще я думаю, нет, ощущаю, что индивидуальность и очарование индивидуальности – не список достоинств, а именно сочетание достоинств, изъянов, привычек, особенностей внешности и поведения – неповторимое сочетание. И если отбрасывать изъяны и особенности, если только «правильные черты лица» и «трудятся и творят», то ведь это значит стирать индивидуальность, обеднять, это получится, как те кастрированные античные статуи (видела в каком-то музее), у которых в средние века стесали причинные места, потому как неприлично.

Если бы мне надо было изобразить какого-нибудь гения и раскрасавца, я наряду с гениальностью и красотой обязательно бы отметила, что у него потеют руки от волнения перед выходом на сцену или как, споткнувшись, он матерится в кулачок. Не затем, чтобы умалить его достоинства, а затем, что тогда из абстракции он становится живым, смертным, несовершенным, затем, что тогда возможны сочувствие, нежность, невозможные по отношению к мраморной абстракции на пьедестале над вашей головой.

Тот же самый принцип в «Девичнике» (и везде). Да, действительно, там надергано ниток из наших реальных жизней, разговоров и внешностей, но двух-трех строк недостаточно, чтобы нарисовать истинный портрет человека, да я и не ставила перед собой такой сложной задачи, а вот для того, чтобы нарисовать этакий составной набросок, – в самый раз. Когда я работала над текстом, мне даже пришла в голову мысль перемешать все наши возраста, внешности, профессии, слова, чтобы, действительно, мы сплавились в составной портрет. Но потом я подумала, как будет здорово перечитать это лет через десять и найти кусочки настоящего момента – чей-то настоящий нос, кем-то, в самом деле, сказанное слово – как окаменелую мушку в янтаре. И я сохранила нетронутым, прежде всего, для себя этот нос или эту кофточку, или эту черточку из любви к ним, из любви к эфемерному «сейчас», которое мелькает перед глазами. Мне показалось, что так лучше, чем потолочь все факты в неузнаваемую однородную массу, и что другим тоже будет приятно узнать свой нос, свое словцо.

В итоге, разрозненные детали и обрывки диалогов – и все это выбрано, и ничто не случайно – говорят не только о наших достоинствах, но и о нашей человечности, мол, да, иногда мы семи пядей во лбу, а иногда брокколи в зубах застрянет в неподходящий момент… И разве лирический герой, глазами которого увиден девичник, «наблюдает за зверушками»? Разве он сам не виден, когда запирается в ванной и под девизом «красота требует жертв» экспериментирует с геморроидальным гелем?

Я очень надеюсь, что после этих объяснений никто не сочтет мою зарисовку сатирой или реалистическим описанием того вечера или претензией в трех строках исчерпывающе описать чью-либо судьбу. Еще раз повторяю, что все написанное написано и с уважением, и с нежностью к присутствовавшим, и я искренне сожалею, если кто-то воспринял это по-другому.